– Люлька! Ты что творишь?! – Я бесцеремонно распахнула полуоткрытую дверь в бывшую детскую да так и застыла на пороге с открытым ртом, проглотив готовые сорваться обвинения.

Свет был выключен, как и в коридоре. И в комнате никого не было. Да что там в комнате, во всей квартире, кроме меня, не было ни одного человека! Мерзкий холодок прокатился по позвоночнику. Я отступила на шаг, не спуская глаз с пустого подоконника, на котором (я ясно видела!) сидела Люля и даже махала мне рукой.

Только это не Люля сидела. И не она меня заметила. Не она мне ответила.

Тихо отступив в коридор, я закрыла дверь в тетину комнату и прижалась спиной к стене. Потом нащупала выключатель и зажгла свет на кухне.

Почему-то было очень страшно и из-за этого трудно дышать.

Кто был в нашей квартире? Как он сюда попал? И где он сейчас?

Я даже взвизгнула от неожиданности, когда во входной двери загремели ключи и бабушкин голос жизнерадостно произнес:

– Настя, ты уже дома? Я булочки купила, аж горячие, забери на кухню!

Опрометью я кинулась в прихожую.

– Что с тобой, внучка? На тебе лица нет! – забеспокоилась бабушка. – Что случилось с тобой? Почему ты в куртке до сих пор? Ты одна? Дай лобик потрогаю!

На слово лобик я привычно среагировала – терпеть не могу, когда бабушка так говорит! – и наконец-то выдохнула, сообразив, что все это время непроизвольно удерживала дыхание. Как только не лопнула!

Пробурчав, что со мной все в порядке и я тоже только что пришла, выхватила у бабушки пакет с булочками и бесстрашно отнесла на кухню, стараясь не смотреть на теткину дверь.

С бабушкой почему-то было не страшно, хотя она сама всегда признавалась, что ужасная трусиха. Все равно она не задумываясь встала бы на мою защиту, в этом я ничуть не сомневалась. Вот только рассказать о грозившей мне опасности я ей не могла…

С колотящимся сердцем я резко открыла глаза. И тут же успокоилась.

Это всего лишь бабушка, которая «никогда не храпит». Ее переливчатые рулады были настолько мощными, что я даже удивилась, почему они разбудили только меня.

Дождавшись паузы между трубными всхрапами, я тихонько свистнула. Кто-то говорил, что храпящий человек, не просыпаясь, реагирует на звук и меняет положение тела. Впрочем, ничего мой свист не изменил, тут же потонув в мощном храпе. То же самое было и с цоканьем, и моим жалким «ба-а-а!». Все это было так по-идиотски, что я подавила неуместный смешок.

Самым действенным было бы встать и потрясти бабушку за плечо. Но у меня внезапно и совершенно не к месту разыгралось воображение. Вот я сползаю с кровати, тихонько подхожу к бабушке и уже протягиваю к ней руку. Но бабушка не спит. Она лежит на спине, как обычно, и на белой подушке отчетливо видна ее голова. Глаза открыты, она храпит и улыбается. Но чуть я приглядываюсь, как бабуля тут же зажмуривается, и теперь непонятно, смотрела она или мне показалось. Я медленно протягиваю руку к ее плечу, и в этот момент она резко поворачивает голову и впивается зубами в мою кисть…

Я снова вздрагиваю всем телом и пытаюсь унять колотящееся сердце. Всего лишь сон.

Бабушка в этот момент издает особенно жуткий храп и внезапно замолкает.

Наступившая тишина вязкая, не слышно даже тиканья часов и звуков ночного города за окнами. Почему-то затихшая бабушка пугает больше, чем воображаемая кусака.

Я напряженно слушаю – дышит ли?

Этого я расслышать не могу, зато точно улавливаю, как что-то мягкое прыгает на подоконник, уставленный цветочными горшками. Внутренне сжавшись от ожидания грохота упавших растений (фиалки, декабрист, алоэ, парочка кактусов), судорожно соображаю: прыгнуть некому. У нас нет животных. Разве что пробрался опять какой-нибудь кот, но как?

Но встать и убедиться почему-то страшновато. Я слушаю, зажмурив глаза, ни на что не отвлекаясь. И четко различаю, как этот кто-то на мягких лапах, совершенно не таясь, лакает воду из бабушкиной красной леечки, которая всегда стоит на подоконнике рядом с цветами. Пьет эту воду всласть, лакает и лакает…

Проснувшись утром, я даже не могла вспомнить момент провала в сон. Мелькало воспоминание, что при-хлебывание на подоконнике прекратилось, а потом вроде бы бабушка тихонько стонала, но я уже ни в чем не была уверена.

Она как раз вставала, тяжело ворочаясь на своей кровати, прокашливаясь, нашаривая тапочки.

– Бабуль, ну ты и зверская певица! – весело окликнула я ее, высовываясь из-за шкафа. И тут же замолкла, пораженная.

Бабушка стояла перед трюмо и с несчастным лицом рассматривала свою шею. На бледной коже отчетливо виднелись посиневшие следы пальцев, словно кто-то душил мою бабушку. Три пальца слева и два справа.

Погодите, что?

– Ой, Настенька, – убито прошептала бабушка и заплакала.

В комнату заглянула мама, и вот уже они с Люлей, которая вернулась со своей тусовки действительно только утром, оттеснили меня от бабушки, захлопотали вокруг. Я попыталась рассказать, в чем дело, но никто особо не слушал. Мне даже немного обидно стало, но потом я сообразила, что для меня-то она бабушка, а для них – мама. Не до меня с моими предположениями…

И в этот раз Люля была самая настоящая, наша тетя Юля со своими настоящими эмоциями, настоящим, непритворным беспокойством за свою маму, которая сейчас как никогда нуждалась в поддержке и сочувствии.

Плача, бабушка рассказывала, отрицательно мотая при этом головой, словно сама себе не верила.

Бабушка проснулась не из-за своего храпа и, конечно, никаких свистов и цоканий моих не слышала. Просто кто-то тяжелый навалился ей на ноги и на четырех лапах зашагал к изголовью кровати прямо по бабушке.

Она попыталась скинуть, как ей думалось, приблудного кота, но не могла пошевелить даже пальцем. Тело сковал сонный паралич. По мере приближения тяжелого существа к голове бабушку все больше охватывала паника. В темноте невозможно было ничего разглядеть, а приподнять голову она не могла.

Внезапно она вспомнила, что за шкафом сплю я. И в тот момент, когда бабушка собралась позвать меня на помощь, четыре тяжелые лапы напружинились, и существо прыгнуло прямо ей на грудь, навалилось камнем, вцепилось жаркими, в жесткой мохнатой щетине пальцами в горло и принялось душить. Бабушка запаниковала. Воздуха не хватало. В лицо жарко дышал душитель, она слышала его сопение. Внезапно бабушка вспомнила – молитва!

Едва связывая слова, она мысленно начала кричать «Отче наш» и не успела дочитать и до половины молитвы, как существо отвалилось, мягко упало на пол и сгинуло. А бабушка смогла только перевернуться на бок и словно в яму провалилась в сон, возможно, потеряв сознание.